— Во-первых: покупаешь Тане платье на выпускной. Во-вторых: его оплачиваешь. В-третьих: даёшь деньги на визажиста и парикмахера. В конце концов, Таня и твоя дочь тоже! И то, что четырнадцатого апреля ей исполнилось восемнадцать лет, не отменяет этого факта! — позвонила мне бывшая свекровь в начале мая прошлого года.

Хотелось послать в ответ, но не стала, просто молча сбросила звонок. В тот же день сходила, сменила номер телефона. Я, как положено, платила алименты, одевала дочь, оплачивала ей репетиторов и дополнительные занятия. Теперь, когда она стала совершеннолетней, я больше никому ничего не должна.

Мои родители, царствие им небесное, моего мужа приняли в штыки: старше на десять лет (мне тогда было всего двадцать), за душой — ни высшего образования, ни приличной работы. Главным минусом они считали наличие очень авторитарной матери у будущего зятя. Отговаривали меня от брака всеми способами, предупреждали, что жизни она мне не даст. Так и получилось, но у меня же великая любовь была…

Стёпа забрал меня к себе. Как — к себе: к своей маме, которую он боготворит до сих пор. Мы жили по её указке: во сколько вставать утром, чем завтракать, куда зарплаты тратить, как дочь назвать, как её воспитывать. Спорить или возражать матери любимого мужа — мне казалось диким, я до последнего старалась полюбить эту женщину, придумывая ей оправдания.

Таня росла точной копией бабушки с отцовской стороны и внешностью, и характером. И, как бабушка, дочь тоже начала командовать, стоило ей освоить речь. Мы со Стёпой стали плясать уже под две дудки. И так невыносимая жизнь стала ещё хуже. Моя подушка не успевала просохнуть за день от ночных слёз.

Когда не стало моих родителей, бывшая свекровь заявила, что я должна оформить их квартиру на Таню. Я слушала об этом с утра до вечера из её уст, а восьмилетняя Таня, под улыбку бабушки, радовалась, что у неё больше нет второй бабушки, зато будет квартира. Не представляете, как жутко звучала фраза, произнесённая детским голосом: “Квартира лучше, чем ещё одна бабушка. Так, бабушка?” Таня говорила бабушкиными словами, рассуждала так, как ей говорила любимая бабушка.

Я позволила воспитать из моего ребёнка монстра. После нескольких месяцев такого давления, я решилась на развод, устав сохранять “семью”. Таня устроила истерику, что останется жить с папой и бабушкой.

Я слишком поздно очухалась — уходить надо было намного раньше. Сделанного не воротить, время вспять не повернуть. Оставила дочь, стала жить одна.
Алименты, звонки в полночь с требованием немедленно привезти деньги, чтобы утром Таня сдала на питание в школе. От дочери я слышала только эти фразы: “Мама, купи, мама, дай. Мама, ты — жадина”.

Со временем я перестала с ними общаться, ограничиваясь денежными переводами помимо тех, которые отправляла бухгалтерия.

При мысли снова выйти замуж накатывают панические атаки. Сразу вспоминается тюфяк Стёпка, переминавшийся в углу с ноги на ногу, пока его мать орала на меня благим матом, Стёпка, отбирающий у меня спрятанные остатки зарплаты, и отдающий их матери, Стёпка, закрывающий глаза на попытки мамашкиного рукоприкладства. Так и живу одна, мне никто не нужен.

Я понимаю мужчин, которым не нужны дети, живущие не с ними. С глаз долой — из сердца вон. Если первое время я была готова на стену лезть при мысли, что мой ребёнок далеко, то сейчас мне абсолютно всё равно.

Платье на выпускной я не купила. Я даже не знаю, когда он был, и чем занимается Таня после школы. Мне плевать. Мой родительский долг выплачен даже по официальным меркам. Содержать совершеннолетнюю дочь я не обязана. Жизнь Тани — проблемы её бабки и папаши.

Записано со слов женщины на условии полной анонимности.